„АРМЕНСКИ ОЧИ“ („АРМЯНСКИЕ ГЛАЗА”)
Елка Няголова Пощарова (р. 1952 г.)
Болгарские поэты
Перевод: Гурген Баренц
Елка Няголова
АРМЕНСКИ ОЧИ
Моя детска любов, от мъглявия спомен излязла,
ми тактува сега във три-четвърти валсов такт.
Беше клетка за птица мойта още девича пазва.
И звъняха клавишите, а бемолите се повтаряха.
Музикантът момче бе, почти като мен на години.
И дори не посмяваше да ми каже, че ме обича.
Но очите му черни моя танц със тъга сподиряха.
И нашепваха нещо. Но аз бях само момиче…
Бяха черни очите му – клавиши в пианото старо.
И печални – почти като стенещите бемоли.
Моят малък арменец ми разказваше своята тайна.
Само с музика за мечтите си дръзки се молеше!
А пък валсът бе луд! И прозвънваше в костите!
Аз редях шине след шине. И светът се въртеше!
И земята бе валс. И пулсираше даже и космосът.
Днес не знам: сънувам ли будна или това беше?
Той обичаше мен, аз пък – тази негова музика.
Ни веднъж любовта не попитах: „Ти ли си?”
Беше сцена светът. Всичко друго беше илюзия.
А Чайковски плахо надничаше зад кулисите.
Там кръжаха наоколо тези черни арменски очи.
А денят светлоок бе. А денят бе дете като нас.
Само дето не знаеше още, че пианото ще замълчи.
И ще капят отгоре в годините нотите неопазени…
Елка Няголова
АРМЯНСКИЕ ГЛАЗА (перевод с болгарского языка на русский язык: Гурген Баренц)
Любовь моя детская... Смутное воспоминанье
Проснулось в мелодии вальса, знакомой до боли,
Душа моя – клетка, свобода – все то же изгнанье,
И клавиши плакали, что-то шептали бемоли.
Он был музыкантом, мечтательный мальчик, подросток,
И все не решался сказать что-то важное очень.
В печальных глазах его черных читалось все просто,
Он что-то шептал мне и был, словно вальс, непорочен.
Глаза его – черные клавиши на фортепьяно,
Печаль в них такая – совсем как стенанья бемолей.
Пьянящая музыка, странное это признанье...
Из запертой клетки душа моя рвалась на волю.
А вальс все безумствовал, в кости мои пробираясь.
Планета вращалась. А в мыслях – последний автобус.
Все в вальсе кружилось, вселенная мнилась мне раем,
Мы дети, подростки, и мне по душе твоя робость.
Мелодия вальса мне нравилась больше признанья.
Прости меня, мальчик, я музыку больше любила.
Вращалась планета. Иллюзией были страданья.
Чайковский ушел за кулисы, и клавиши приуныли.
В армянских глазах было столько тоски и печали!
А день был так ясен, он тоже был весел и молод.
А ноты все капали с неба, светились в тени и молчали,
Вращалась планета, и надвое день был расколот.